Обычна ведьма. Ничего примечательного: дар к колдовству обнаружили совершенно случайно, можно сказать нечаянно. Ева заикалась, логопеды не могли помочь. Дедуля, испробовав все нормальные цивилизованные способы исправить речь родной кровиночке, решил отвести внучку к "бабушке", авось поможет?!
Нашёл объявление в самой что ни на есть жёлтой газетёньке. На успех при таком раскладе рассчитывать не особо приходилось, но отчаяние заглушало голос разума, твердившего, что невозможно вылечить от чего-либо при помощи нашёптываний. Неужели болячки имеют уши? Как они могут услышат? Ну глупости, ей богу!
Но мужчина всё-таки привёз девочку по указанному в объявлении адресу. Район, как и заметка в газете, доверия не внушал. На самом отшибе города до сих пор мозолили глаза постройки прошлого столетия: невысокие здания, обшарпанные стены, неработающие лифты, загаженные площадки, пропахшие мочой, дешёвой едой и перегаром.
Гаррик отвёл внучку, посидел в машине, а потом всю жизнь раскаивался. Старуха внушила клиентке, что у неё есть дар. Причём не просто так наболтала всякую глупость, но ещё и пригласила к себе. Не на лечение, нет, на "уроки".
Олливандер буквально прописалась у карги. Чтобы вытащить единственную внучку на свет божий, дедушке приходилось силой вытаскивать её из гадюшника колдуньи. Дело дошло до того, что Ева начала пропускать уроки, а друзья куда-то испарились, словно их и не было. Но девочка этого, казалось, не замечала. Она с головой погрузилась в мир магии.
Многому колдунья научить подопечную не могла. Не тот уровень был у старухи. Опытному магу она могла бы вообще показаться обманщицей, уж больно банальные "приёмчики" у неё были.
Однако Ева, впитав всё, что можно было, не остановилась на достигнутом. Она пошла дальше. Сама. Маленькими такими шагами, почти и не заметными со стороны. Но продвижение всё же было, иначе бы Олливандер не получила то письмо, что ныне не выходило у неё из головы.
Буквально вчера юная ведьмочка расфасовывала по баночкам высушенные травы. Многие ингредиенты не продавались в аптеке в свободном доступе, поэтому приходилось ездить по лесам и лугам и собирать их, а потом обрабатывать и сушить.
За последним занятием и застал её ворон. Птица постучалась клювом в окно, от чего Ева подпрыгнула и выпустила из рук сосуд для хранения розмарина. Банка упала на пол, разбилась, а её содержимое разлетелось по всей кухне. Но Олливандер не заметила этого, настолько сильно её вниманием завладел нежданный гость.
Огромный, намного больше, чем положено, ворон сидел на краешке окна, не мигая смотря на девушку. К телу птицы была приделана какая-то штуковина, которую моно было назвать мини-рюкзачком. Да только вместо самой сумки располагался сосуд вытянутой формы. Внутри него виднелся пергамент.
- Пергамент? В Лондоне? В 21 веке? - изумлению Евы не было конца. Она как во сне сделала шаг вперёд, повернула ручку окна и впустила гостя в комнату.
Когда ворон заговорил, Ева даже и ухом не повела. Слишком много странностей увидела она сегодня, чтобы удивляться говорящим птицам.
- Примите приглашение. 31 октября, Лысая гора, Шабаш. Форма одежды стандартная. Средство передвижения не предоставляется, - произнёс чернокрылый, подставляя при этом спину девушке. Ворон явно намекал на то, что письмо внутри сосуда предназначается хозяйке квартиры.
Достав из сосуда пергамент, Олливандер прочла то же самое, что только что ей озвучили.
- Ответ каков? - беспардонно проговорила птица, переступая с лапы на лапу, словно говоря, что торопится.
- Я согласна, - ответила Ева.
- Она согласна, - проговорила громко птица, обращаясь к кому-то невидимому, а на пергаменте, что до сих пор был у Евы в руках, появился маленький непонятный значок.
- Это ваш пропуск на Шабаш. Не забудьте его. А сейчас скорее прицепите колбу назад, у меня ещё 17 вылетов на сегодня назначено, - теперь ворон обращался уже непосредственно к внучке Гаррика.
Едва Ева выполнила его приказ, как птица подошла к краю подоконника и спикировала вниз. Проводив глазами полёт вестника, Олливандер села на стул и попыталась придти в себя.

Драгомир никогда не был волком-одиночкой. Волком – да. Одиночкой – нет.
Люди, словно чувствуя его звериную натуру, старались с ним сблизиться как можно лучше, и летели, словно мотыльки на огонёк. И непременно сгорали: пусть оборотнем мужчина не был, но редко когда мог отказать себе в удовольствии провести пару-тройку ночей в волчьем обличии.
Что тут скажешь? Волколак – он и есть волколак. Как ты розу ни назови, да…
Первая попытка обращения была после смерти всей его семьи. Разборки между ковенами – это вам не мелочь по карманам тырить, это действительно серьезно, и, если верховный маг накажет – ты сделаешь в точности. Вот, тот неизвестный волшебник и сделал, взяв с собой для верности еще парочку людей и отправившись вырезать семью Радеши – без малого семерых человек. Драгомиру, можно сказать, повезло: мать тогда отправила его за «особыми» травами, так что молодой человек вернулся далеко за полночь. Вернулся, можно сказать, в никуда – вся родня мертва, а виной тому противостоящий ковен.
В той глуши, где жили маги – «настоящее» магическое поселение! – никто и знать не знал о шерифах или полиции: все подчинялись верхушке сильнейшего ковена. До смерти Огньяна таких было двое. Потом остался только один, что зажгло пламя мести в душе младшего – но последнего, – Радеши.
Обратиться было неожиданно легко: старый пень в лесной чаще идеально подходил для сего действа. В ту же ночь их поселение лишилось последнего Главы: как позже будет сказано в газете, «убит лесным зверем». Подозревать Драгомира никто не стал – даром, что светлая копна волос юноши, ранее ниспадающая мягкой волной до плеч, теперь больше напоминала волчью шерсть. Впрочем, молодой маг быстро нашел решение: мать в свое время учила его травам, что было необходимо для удержания их семейного бизнеса – небольшой аптеки, – и придумать, как вернуть собственной голове былое очарование, оказалось как нельзя проще. А где не помогали отвары, там в действие вступала магия: косметические чары и чары иллюзии спустя десятилетие бытия волколаком Драгомир освоил в совершенстве.
***
…пальцы монотонно крошат воронью лапку на мельчайшие кусочки, глаза неотрывно следят за бурлящим в котле варевом – очередной заказ был неприхотлив в приготовлении, но вся фишка заключалась в четкой последовательности добавления ингредиентов. Секунда-два, и высококачественное лекарство превратится в банальный супчик. Жаль только, что его составляющие совершенно непригодны в пищу.
Шелест крыльев отвлекает мага и он вопросительно вскидывает бровь, заметив на подоконнике ворона. Ухмыльнувшись и уменьшив под котлом огонь, Драгомир широким жестом указал на остатки лапки на разделочной доске.   
– Присоединиться желаешь?
Птица нахохлилась и немного отступила назад.
– Примите приглашение.
Мужчина забрал послание у чернокрылого вестника, вчитываясь в строки.
– Лысая гора. Серьезно? Снова к черту на рога отправляться? – недовольно пробормотал он, пряча пергамент в нагрудный карман. Согласие было дано. – В прошлый раз, вон, был Стоунхендж. До того – Салем. Еще раньше – Сонная Лощина. Что они придумают в следующий раз? Новый Орлеан, вуду? Радует, что хотя бы только одну границу пересекать…
Ворча, Драгомир выключил огонь и перелил содержимое котла в небольшие фиалы, после пряча их в карманы рабочей мантии. Стоило собираться, если он хотел успеть.

Тебя уже нет. Я повторяю это снова и снова. Заучиваю, вдалбливаю в сознание, чтобы помутившийся рассудок и обессилившее тело не обманули меня, не создали иллюзию, что ты ещё есть на этой земле.
Нас было двое. Ты и я, я и ты. Больше никого. Остальные люди срастались со своей одеждой, становились безликим продолжением стен, стремящихся покорить небо. Ложь. Человек никогда не достигнет неба, а если и достигнет, то там его никто не ждёт.
Нас с тобой тоже никто не ждал. Неблагополучная семья - это приговор, который люди, узнающие друг друга не по имени, а по дорогой одежде и машинам, выдают тебе ещё при рождении. Это как мутация или отклонение. Мы - лишнее звено и всегда будет им.
Но теперь система стала чуть лучше, совершеннее. В ней больше нет тебя.
Я чувствую, как расползаются под моей ногой кожа, как лопаются сосуды и трещат кости. Мне даже хорошо. Хорошо оттого, что я смогла отомстить за тебя.
Скоро я услышу мигалку, а грязный проулок, заваленный отходами, зальёт свет фар. Но я не стану убегать. Мне больше некуда. Точнее мне больше не для кого, ведь тебя нет.
Ожидание растягивается в целую жизнь. Я даже хочу, чтобы оно поскорее закончились, чтобы фараоны повязали меня. Мне хочется почувствовать боль в теле от их ударов, хочу, чтобы на брущатке расцвела узором моя кровь.
Но их всё нет и нет. Мне остаётся просто стоять и смотреть в небо. В небо, о котором мечтают они. Небо, которое прокляло нас с тобой. Небо, которому ни мы, ни они не нужны.
Свет фар наконец-то заливает проулок. Я щурюсь, но с места не двигаюсь. Это просто судьба и от неё не убежать. Уж мне то это прекрасно известно. И пусть я не знаю многого, например, почему головы охранников супермаркета разлетелись в стороны, но про неотвратимость судьбы я знаю не по наслышке. Впитала это вместе и вместо молока матери.
Подходят какие-то люди. Я жду удара дубинки по почкам или голове, но их почему-то всё нет и нет. Они что-то говорят друг другу, рассматривают тела, кивают, а меня почему-то никто не трогает.
Наверно, ждут подкрепления. Вон какие дорогие костюмы, бояться запачкаться об меня, ясно дело.
Внезапно тот, кто повыше, кивает в мою сторону. Я отчётливо слышу, как он спрашивает, куда именно меня нужно отвезти. Как будто это и так не понятно. Хотя...Можете сделать так, чтобы я была готова к моргу. Вы всё можете.
Второй, ниже первого и с огромным пузом, говорит, что нет времени везти меня к НЕМУ. Лучше взять с собой, мол, я не помешаю.
Я покорно иду вслед за тем, кто ведёт меня под руку. Странно, а где наручники? И он прикоснулся ко мне...
...Когда чёрная машина взлетела в небо, я почему-то даже не удивилась. Слишком много всего случилось сегодня, чтобы удивляться каким-то летающим машинам.